Исполнительный директор латвийской компании по обслуживанию опасных отходов Corvus Company Дан Дедович в интервью агентству LETA вскрывает перекосы в отраслевом регулировании, ведущие к росту черного рынка отработанной «нефтянки». — Расскажите, чем занимается ваша компания? — Corvus Company была образована 18 лет назад для сбора и утилизации отходов нефтепродуктов. Позже для удовлетворения потребностей наших клиентов, а среди них есть как частные лица, так и предприятия, например, автосервисы, пришлось расширить спектр услуг. Теперь мы занимаемся также обслуживанием практически всех видов отходов, кроме несортированного бытового мусора. Основная политика компании — как можно больше отходов вернуть во вторичное обращение. Мы не ищем легких путей, не отвозим их куда-то, чтобы закопать или просто сжечь, а очищаем и продаем производственным компаниям по рециклингу как вторичное сырье. — На чем вы зарабатываете больше всего денег? Вообще, какие отходы выгоднее всего обслуживать? — Наверное, на всем. И на сортированных отходах, и на нефтепродуктах. Но если говорить особо о «нефтянке», то здесь спрос растет с каждым днем. Причем он перерастает предложение уже не только официального, но и черного рынка, и цена нефтепродуктов на черном рынке сегодня колеблется у отметки 300 латов за тонну. — Что продают и что покупают на черном рынке? Каковы требования к сырью? — Совершенно разные. Среди потребителей те, кто поставил себе разного рода «тюнингованные» горелки и отапливается отработанным маслом. Естественно, незаконно. Они, конечно, хотят купить как можно более чистый продукт. Но есть и «черные операторы», которые перекупают нефтепродукты, что-то вытягивают из них на своих базах. То, что вытянули, продают, а от того, что остается, избавляются нелегально, закрывая это документами в неких предприятиях, которые это официально допускают. — Как происходит движение официальных документов?  — Любое предприятие, которое занимается загрязняющей среду деятельностью, к примеру, автосервис, должно получить в региональном управлении окружающей среды разрешение на работу с опасными или вредными продуктами определенной категории, соответствующей обороту этих веществ и виду деятельности. Для автосервиса это С. Для этого нужно организовать рабочее место согласно правилам Кабинета министров, то есть, поставить на своей территории специальные емкости, в которые собираются масла и покрышки, масляные фильтры и прочий вредный мусор, и заключить договор с предприятием-оператором опасных отходов. Для того, чтобы избавиться от накопленного, условный сервис посылает заявку оператору, и приезжает представитель компании, который выписывает свой внутренний документ, удостоверяя его своей подписью. Согласно ему отходы с баланса автосервиса переходят на баланс оператора, который тоже получил необходимые разрешения на действия с ними у регионального управления среды. Документ фиксируется в публичном электронном регистре и передвигается по инстанциям. Этот регистр, как и все передвижение отходов, контролирует региональное управление среды. Если у предприятия (к примеру, у того же оператора) есть оборудование, на котором отходы могут перерабатываться, в конце года оно подает отчет. Инспектор Государственной службы окружающей среды (ГСОС), который прикреплен к этому предприятию, приезжает на территорию, проверяет технические и физические возможности утилизации согласно этому отчету. На основании увиденного и документов, удостоверяющих цепочку передвижения отходов, он заверяет своей подписью то, что в данном случае норма была соблюдена, заявленное было собрано и переработано. — А как можно вывести нефтяной утиль из официального оборота? — Получается, что ключевой позицией во всей этой цепи является инспектор ГСОС, и все зависит от того, поставит он свой автограф или нет. После него на предприятие больше уже никто не сунется. Требования к утилизации далеко не всегда соблюдаются. Иногда заявленных мощностей, на основании которых выдаются разрешения на сбор, хранение и переработку опасных отходов категории В, вообще в природе не существует. Они есть только на бумаге. Если у инспектора нет интереса отслеживать соответствие написанного действительности, или, наоборот, есть интерес не отслеживать, то он поставит подпись, и вся недолга. — А что имеет фирма с липового оборудования? — Если инспектор подтвердил, что я сжег на нем некий объем масел, он списывает его с моего баланса. Я ничего не произвожу: сколько я получил продукта и сколько отдал — подсчитать нельзя, все записывается со слов работника моего предприятия. Теперь я могу продавать это утильсырье в частном порядке за наличные деньги. Такая практика процветает в нашей стране уже не первый год. — А на чем оператор зарабатывает официально? — На освобождении компаний от налога на природные ресурсы. Система такова: если в страну ввезли, скажем, 100 покрышек, то, по правилам Кабинета министров, нужно собрать 8 (я называю произвольные цифры) и из них переработать 6. Правительство делегировало право освобождать импортеров от налога на природные ресурсы нескольким компаниям. Импортер заключает с одной из них договор и платит ей налог не по полной ставке, а по сниженной. Компания, администрирующая сбор налога (назовем ее координатором — это Zaļais punkts, Zaļa josta и др.), только администрирует сбор налога и отходов: получает отчеты от экспортера, вычисляет, сколько отходов нужно собрать и дает задание своему оператору — Corvus, Eko Osta, Hoetica, Veolia и т.д. В свое время координатор тоже заключил договор с Министерством окружающей среды, предоставив необходимые лицензии и договор с оператором. Часть налога, полученного от импортера, координатор по предоставлению документов о сборе и утилизации по договору платит оператору. Другую часть дохода оператор получает от клиентов за обслуживание отходов. Еще что-то — продавая сырье для рециклинга или в качество топлива. Ежегодно координатор отчитывается по сбору и переработке необходимого числа покрышек, передавая документы от оператора, подписанные инспектором ГСОС, в администрацию Латвийского фонда охраны окружающей среды (ЛФООС), в которой эти отчеты просматривают и для проверки отправляют обратно в региональное управление среды, фактически, к тому же инспектору, который их подписал, с просьбой подтвердить. Все, круг замыкается. — Сколько лет инспекторы сидят на своих местах? Их вообще ротируют? — Не ротируют. В Рижском региональном управлении среды служащие работают семьями и сидят там годами. — А если импортер не заключает договор с оператором?  — Он может платить налог государству по полной ставке. Здесь уже появляется некая конкуренция, компании предоставляют разные тарифы, и у хозяина автосервиса есть выбор. Естественно, сейчас все хотят сэкономить. — Что необходимо для получения лицензии оператора отходов?  — Нужно организовать по всей стране пункты сбора, обязательно собирать заявленное количество отходов и его перерабатывать. Можно заключить договоры с самоуправлениями, у которых есть площадки. А можно вообще ничего не организовывать. В этом году я принял участие в одном мероприятии, скажем так, по спасению окружающей среды. Я наблюдал за одним предприятием, которое, на мой взгляд, не могло выполнить того, что показывало в отчетах, а деньги за это получало. И поймал нарушителей за руку. — Можете назвать их? — Да, это оператор отходов e-Daugava. Согласно документации, компания занималась переработкой покрышек с 2005 года. В 2005 году нынешняя система по налогу на природные ресурсы еще не существовала, были государственные субсидии. Это было во время правления г-на Эмсиса. И e-Daugava получала из ЛФООС большие суммы денег за переработку покрышек. Я ездил на предприятие в течение года, наблюдал за территорией и никакой деятельности, кроме накопительной, не заметил. Причем накопления эти невозможно было сделать за один год. Их собрали за три года. Категории А и В позволяют хранить отходы только год. Тем не менее, мы знаем, что за переработку покрышек, которые я видел в чистом поле, уже получены деньги Меня это заинтересовало даже не по той причине, что люди за «воздух» получают деньги, а потому, что в чистом поле посреди леса лежат 6 тыс. тонн покрышек. Как вам это объяснить? Представьте себе половину футбольного поля, засыпанного покрышками в 4 метра высотой. Как я выяснил позже, окрестные жители уже три года пишут жалобы в Елгавское региональное управление окружающей среды, на что получают ответы, что были проведены проверки, и все в порядке. Мне говорили люди, что к ним приезжал инспектор и спрашивал: «Не хотите забрать свое заявление?». Они отказывались. Он пожимал плечами и уезжал. Заявлений больше десяти — от частных лиц и от одной общественной организации, и все они были проигнорированы. Я поехал в региональное управление окружающей среды Елгавы, попросил выехать вместе со мной на моем автомобиле на предприятие, удостовериться, насколько там все соответствует требованиям. Мне сказали, что я представляю конкурента данной компании и поэтому говорю неправду: «Пишите жалобы, мы рассмотрим». Я отправился туда сам, вызвал муниципальную полицию. Муниципалы, связавшись с региональным управлением среды, сказали, что они не могут ничего сделать, потому что это не в их компетенции. Я попросил инспектора пройти на территорию и сделать всего лишь несколько снимков. Написал свое заявление и попросил его к фотографиям прикрепить. Даже не копаясь в документах, по снимкам можно убедиться, что покрышек слишком много и правила Кабинета министров не выполняются. Эти материалы мы отдали в общественную организацию, которая передала их в ГСОС. В результате частично приостановлена деятельность предприятия, то есть, у них «зарезали» 70% мощностей. Это предприятие, имеющее категорию А, такую же, как, к примеру, имеет мощнейший завод Cemex. — Вы эти нарушения только год назад заметили?  — Гораздо раньше! Я столько инстанций исходил! Почему сейчас, после всех мытарств, мне удается пробиться наверх и донести информацию о нарушениях до контролирующих органов? Как я говорил, ГСОС — это структура, которой подчиняются региональные управления окружающей среды. В этом году был снят с поста генеральный директор этой службы Вилис Авотиньш. Как гласит формулировка — «за хаос и отсутствие понятия о своем ведомстве». Обнаружилось, например, что на протяжении 10 лет Рижское региональное управление среды применяло двойные стандарты к разным предприятиям отрасли. Этот вывод закреплен решением Совета по конкуренции (СК). — В чем они заключались?  — Вот выписки из протокола беседы в СК с сотрудниками ГСОС — замдиректора Рижского регионального управления окружающей среды и начальником отдела контроля, которые объясняют, что инспектор, видимо, в 2001 году допустил ошибку по отношению к некому предприятию, и ею по сей день все пользуются. — Что это за предприятие и в чем состояла ошибка? — Eko Osta. На протяжении десяти лет операторы заключали с ним договор на основании разрешения на переработку отходов класса 134103 согласно классификатору Кабинета министров — это судовые балластные воды. В 2010 году оказалось, что разрешения нет. Вы поймите: любое предприятие, которое планирует собирать балластные воды (нефтепродукты и другие примеси), должно получить разрешение на перевозку, или на сбор и хранение, или на переработку и утилизацию. Как обнаружилось, до 2010 года перерабатывать у нас в стране никто права не имел. Но ведь прежде, чем выдать разрешение кому-то собрать, региональное управление среды должно убедиться, что есть кому их принять и переработать. Во всех отчетах с 2001 года у всех операторов проходит Eko Osta. Все прикрепляют к документам договор с ней. Чтобы выдать разрешение одному предприятию, работает как минимум два человека — эксперт, изучающий документацию, и инспектор, который потом едет и осматривает оборудование. У нас более десятка предприятий имеют право собирать и перевозить балластные воды и сдавать их Eko Osta. Как выяснил СК и как сегодня подтверждает директор Рижского регионального управления окружающей среды Инта Хахеле, у предприятия нет на это разрешения. То есть, каждый год все эти предприятия подают отчеты. И тут мы уже говорим не о двух чиновниках, которые занимаются регионом, а о 10-12 человеках, которые из года в год допускали одну и ту же ошибку. — А как вы это обнаружили?  — В 2010 году наша компания столкнулась с такой же ситуацией. Eko Osta, которое в тот момент являлось монополистом в этой области, не заключило с нами договор, и мы были вынуждены обратиться к компании Ventbunkers, владеющей в Вентспилсском порту даже более мощными очистными сооружениями. Они принимают балластные воды непосредственно с судов. В данном случае работают правила Международной конвенции по предотвращению загрязнения с судов (MАRPOL). Согласно ей балластным водам класс не присваивается, они обозначаются термином с описанием происхождения. Мы забираем именно эти балластные воды в маленьком порту, скажем, в Скулте, и везем по суше, где правила MАRPOL не работают — они действуют до очистных сооружений порта. Как только груз выходит из порта, включаются правила Кабинета министров ЛР. В 2010 году мы обратились в Рижское региональное управление окружающей среды с просьбой о том, чтобы нам разрешили перевозку по суше отходов класса 134103. На что получили ответ, что управление окружающей среды Вентспилса при выдаче разрешения Ventbunkers не включило этот класс отходов в список разрешенных для переработки, и поэтому нам разрешения тоже не выдадут. Мы полгода вместе с Ventbunkers работали над поправками к их разрешению и, наконец, официально заключили с ними договор. В 2011 году в СК обнаружили аналогичное нарушение насчет Eko Osta — имея такое же разрешение, они могли принимать балластные воды только по правилам MАRPOL. — На бумаге?  — Да, конечно, это формальность, груз один и тот же, и процедура одна, но эта формальность — ни много ни мало правила Кабинета министров, которые применяют к одним и не применяют к другим! Из-за того, что у нас по бумагам проходит «воздух», мы плодим черный рынок. Я сравнил два предприятия, обслуживающих грузовые автомобили: одно является моим клиентом, другое нет. Мощности одинаковые, а объемы отходов совершенно разные. Я знаю, сколько на этом предприятии должно было бы образовываться отработанных масел и фильтров. Я вижу, что ликвидного товара, масла, у них образуется кубометр вместо пяти или шести. Могу предположить, что пять кубов ушли налево потому, что кто-то подписал «плюшевые» бумажки. Остальным они топятся сами. Я приду, скажем, предлагать им договор об обслуживании, они мне предложат ту же махинацию, я откажусь, а они мне ответят: ладно, у нас есть, кому подписать. — Каков, по-вашему, объем черного рынка? — Если мы говорим про нефтепродукты, которые продаются в качестве топлива — 60%. — А кто потребитель?  — Частные дома отапливают таким образом, на сегодняшний день уже и каждый второй автосервис. Мне звонили из гостиниц, просили продать отработанное масло. Я спросил их, есть ли у них разрешение на сжигание, они ответили, что нет, я сказал: «До свидания». — То есть, они звонят напрямую операторам?  — Да-да, именно! В атмосферу попадает сера, зола и масса других вредных веществ. Для того, чтобы сжигать эти масла без вреда для окружающей среды, нужно либо заранее очистить их от примесей, либо оборудовать специальные топки. После этого нужно еще доказать в региональном управлении окружающей среды, что все соответствует стандартам. Мелкое хозяйство это не потянет. Сегодня сжигать отработанные масла в Латвии имеют право только два предприятия:Cemex, в печах которого температура достигает более полутора тысяч градусов и которые оборудованы мониторами для анализа выбросов, и Eko Osta, которое в свое время прошло тернистый путь получения разрешения на очистку масел для повторного использования. — Ну хорошо, за частниками не уследишь, но ведь можно обнаружить источник загрязнения по запаху?  — Это больная тема. Вспомните историю с Man-Tess, которая шумела все лето. Жители Мангали жаловались на вонь. Терминал находится на улице Твайку и занимается перевалкой нефтепродуктов и зачисткой цистерн. За ним располагается OVI Rīga, бывший масляный завод, у него есть небольшие склады. Напротив — предприятие OVI, перевалка нефтепродуктов и зачистка цистерн. Все они занимаются ликвидными нефтепродуктами. Рядом, опять же, Eko Osta — категория А по сбору, переработке и сжиганию химических и нефтяных отходов, в разрешении переписан весь классификатор. Далее Woodison Terminal — перевалка нефтепродуктов, и рядом еще один терминал по перевалке и замывке цистерн. Вонять может каждое из этих предприятий. Каким образом эксперты определили, что вонь исходит именно от Man-Tess? — Жители Мангали жаловались.  — Жители жаловались на запах, им создали фокус. Им никто не рассказал, что тут масса источников. А что говорят правила Кабинета министров? Если в течение 7 дней в году на территории зафиксировано превышение в атмосфере вредных веществ, то источник констатируется. Никто не следит за направлением ветра. Этим мог бы заняться Центр окружающей среды, геологии и метеорологии, который у нас единственный занимается анализом выхлопов и, кстати, тоже находится в ведении ГСОС. — А кому мешает Man-Tess?  — Могу только предполагать. Все предприятия, работающие на территории Рижского свободного порта, подконтрольны его администрации, потому что арендные договоры с ними подписывают на год. Причальную стенку у нас сегодня нельзя купить, можно только арендовать. Очистные сооружения Eko Osta тоже принадлежат Рижскому свободному порту и сдаются этой компании в аренду сроком на 25 лет. А Man-Tess своей территорией владеет, и на него нельзя давить — Каким же образом определили и как вообще можно определить, откуда произошел выброс? — Я задавал тот же вопрос в управлении окружающей среды. Инспекторы мне признались, что в таком «компоте» они ничего определить не могут. Для этого нужно разместить на территории стационарные, постоянно работающие мониторы, рассчитав заранее розу ветров. Это просто, но Man-Tess не может потянуть это за всех. — Выброс мог происходить с любого из этих предприятий? — Да, абсолютно. Я же сам с этим вонючим грузом работаю. Вот мы неделю забирали его с Man-Tess, и ни одной жалобы. — Куда вы его везете? — В Эстонию, на Kunda Nordic Cement. Это завод по производству стройматериалов втрое больше, чем наш Cemex, который работает на отходах. — Значит, в Эстонии есть крупный потребитель, который создает спрос на отходы в регионе? — Да, там же, в Эстонии, находится и единственный в регионе шредер, который измельчает бытовой мусор для изготовления блоков, которые экспортирует и нашCemex. У наших эстонских партнеров всегда существует проблема — где взять отходы? Потому что численность населения там меньше, чем у нас, они меньше нас производят отходов, а мощности, на них работающие, больше. Они с удовольствием покупают наш мусор, приезжают, предлагают лучшие условия. Но они берут только легальные отходы, которые проходят официально по бумагам. А их перевозка через границу предполагает сложные процедуры. Особенно опасных отходов. Вот, к примеру, мы везем масла в Германию на завод по рециклингу. Мы подаем документы во все управления окружающей среды по нашему маршруту — в наше, в Литве, в Польше, в Германии. Все эти инстанции проверяют маршрут, законность всех документов, лицензии и разрешения мои и завода. Насколько мне известно, в 2013 году в Эстонии планируется ввести в строй еще одного крупного потребителя отходов — мусоросжигающий блок ТЭЦ Иру. — Могут ли эстонские мощности создать в регионе легальный спрос на отходы, который уменьшит оборот черного рынка?  — Нет. У тех, кто работает в правом поле, очень велики затраты. Для того, чтобы продать легально, я трачусь на очистку сырья, на логистику, на административный ресурс. Отправляя груз в Германию, я делаю нотификацию и для этого замораживаю в банке страховую сумму на тот случай, если груз не соответствует требованиям завода и его нужно будет вернуть обратно в страну. Для того, чтобы банк дал мне заключение об этом, которое отпечатает мой секретарь, только за автограф и печать нужно заплатить сто латов. А за «черным оператором» никто не следит, он никому не подконтролен, он свободный человек в отличие от меня. И он будет процветать до тех пор, пока ГСОС не перевернет свое здание, все управления среды. Это мое сугубо личное мнение, которого я придерживаюсь не первый год. Я не могу сегодня заставить человека сдать мне отходы. Я могу ему рассказывать, что у него дети родятся с тремя ушами, но ему наплевать. Заставить его может только инспектор. Но это очень трудоемкая работа — прийти в каждый сервис, проанализировать его закупки и посчитать, сколько там должно было образоваться отработанного масла. В Рижском региональном управлении среды всего 12 инспекторов. А круг обязанностей… Тут только по улице Марияс вокруг редакции [агентства LETA] пункты проверки категории С считать замучаешься: автосервисы, мойки, кооперативы, гаражи. Приоритеты выстраиваются так: предприятия категории А, потом В, потом жалобы, потом категории C по возможности. Их проверить физически невозможно, на это нет даже транспорта. Я уже не говорю о регионах — там все друг друга знают. Сегодня он поедет чехвостить автосервис, который топится отработанным маслом, а завтра поедет менять у него покрышки. Тем более в провинции все друг другу родственники. Здесь нужна ротация. И я считаю, что штат инспекторов нужно увеличивать. А между тем в ведомстве сейчас идут сокращения, работников отправляют в отпуск за свой счет, потому что нечем платить… www.baltic-course.com